Искры в Ржавой Ночи

Год 2142. 5 лет после Семи Дней Смерти.

Цивилизация не рухнула. Она проржавела на сгибе.

ЭМИ-удары не убили человечество – они вывернули его наизнанку. Города стали скорлупами, наполненными мертвыми машинами, радиацией и отчаянием. Технология, бывшая богом, превратилась в проклятие, осколок или священную реликвию для фанатиков. Небо, вечно затянутое пеплом сгоревших микросхем и пожаров Пустоши, больше не знало чистого синего цвета. Оно было багровым на закате и грязно-серым днем.

Откуда пришли наши знакомые?

• Максим Волков (35 лет): Не инженер. Не солдат. Радист. Служил на дальнем метеопосту где-то за Уралом, когда ударили первые ЭМИ. Его пост уцелел – глушь и экранирование спасли. Он выжил, слушая, как глохнут один за другим голоса мира в эфире. Выжил, потому что видел. Не глазами. Внутренним зрением. Еще до войны замечал странное мерцание вокруг приборов. После ЭМИ это стало ярче, болезненнее. Аура сгоревшей электроники – призрачный узор погибших цепей. Он пробирался в Технат сквозь хаос, ведомый слабым пульсом "Стального Сердца". Его скепсис – броня. Броня от боли потерь и от осознания, что он видит призраки мира, которого больше нет. Ремонт приемников и поиск "голосов прошлого" – не хобби. Наркотик. Доказательство, что не все умерло. Или способ не сойти с ума. Прозвище Проводник прилипнет к нему уже позже, в Городе.

• Лира "Искра" Мартенс (22 года): Вундеркинд нейрокибернетики. В 16 – самый молодой стажер в секретном проекте "Феникс". Ее мозг был идеален для имплантов. Ей вживили прототип нейроускорителя – чип, дающий сверхскорость мышления и рефлексов. Цена – чудовищная нагрузка на организм, риск инсульта. Она видела будущее: люди, усиленные ИИ, преодолевающие болезни, глупость, саму смерть. Война застала ее в лаборатории. ЭМИ-волна спалила все, кроме экранированного криптохранилища с жестким диском, на котором тикал зародыш ИИ – "Эхо". Лира выжила чудом. Имплант спас ее (ускоренный рефлекс помог увернуться от падающей балки), но стал кнутом. Ее идеализм превратился в фанатичную веру: знания спасут мир. Книги, данные, "Эхо" – священные артефакты. Ее недоверие – следствие предательства: коллеги по "Фениксу" готовы были продать ее Ордену или Пантеону за кусок хлеба. Граффити "@" – ее клеймо. Знак связи. Признание: "Я здесь. Знание живо".

• Александр Стерн (неизвестно, около 40): Без прошлого. Очнулся через год после войны в руинах Стикс-Сити. Рядом – трупы наемников Синдиката и его собственная изуродованная правая рука, замененная грубой биомеханической конструкцией неизвестного происхождения. В кармане – пробитый пропуск с именем "А. Стерн" и грифом "Пантеон. Проект "Паладин". Ни памяти, ни эмоций. Только боль в месте соединения плоти и металла, ярость на неизвестных врачей, сделавших его орудием, и тяжелый гидравлический удар, как единственный понятный язык. Он стал тенью на границах выживших анклавов. Молчаливый страж. Молчаливый убийца. Его характер – шрам на душе. Он ищет не искупления. Ответы. Кто он? Кто сделал его таким? И почему при виде золотого экзоскелета на пропагандистских плакатах Пантеона Кремния его биорука сжимается в ярости?

• Катя Траубер по прозвищу Зеро (19 лет): Дитя лаборатории. Родилась в подземном комплексе "Пантеона". Ее родители – генные инженеры, работавшие над слиянием биологии и нанороботов. Катю "улучшали" с зачатия. ЭМИ-война нарушила процессы. Ее ДНК слилась с экспериментальными биороботами хаотично. Она не стала суперсолдатом. Она стала датчиком. Чувствует радиацию, как боль. Видит мутагенные поля. Растения тянутся к ней, цветут под ее прикосновением, но и мутации в ее теле ускоряются. Ее спасла Сара – медсестра комплекса, вынесшая девочку в сумке с бинтами, когда Пантеон эвакуировал "ценные кадры", бросив "брак". Катя выросла в подполье среди таких же "отбросов прогресса". Ее идеализм – мечта о мире, где ее дар не будет проклятием, а станет инструментом исцеления. Ее страх – собственное отражение. Плащ из светоотражающей пленки – не просто защита от радиации. Стена между ней и миром, который видит в ней монстра. Разговоры с растениями – ее якорь в реальности, напоминание, что жизнь, даже искаженная, все равно прекрасна.

• Ашхабад (15 лет, но его кожа, похожая на потрескавшуюся глину, и желтые, щелевидные глаза старят его, на вид ему лет 60) выполз не из бункера, а из-под горы горящих микросхем. Его колыбель – "Плавильный Котел", гигантская подземная свалка довоенной электроники и химотходов где-то в предгорьях (бывшая территория условного Казахстана/Средней Азии). До войны это был секретный объект утилизации. После ЭМИ-ударов и разрушения гермохранилищ – адская смесь радиации, токсичных испарений и разлагающихся схем. "Волна Молчания", аномалия, рожденная в его недрах, сделала его проводником между плотью и ржавым железом.
• Мутация: Ашхабад – дитя "Волны Молчания", редкой аномалии, рожденной в "Котле". Это не просто радиация. Это резонансный выброс частот, "сплавивший" ДНК выживших с наночастицами тяжелых металлов и кремния из сгоревших чипов. Его кожа, похожая на кору/чешую – биокерамический панцирь. Желтые глаза видят тепло и электромагнитные поля. Он слышит "голоса" металла – скрип напряжения, визг трения, тихий плач ржавчины. Это не психоз. Это его мутация – пси-резонанс с неорганическим миром. Имя: Не имя. Кличка. Данная ему выжившими (такими же мутантами) в "Котле". "Ашхабад" – искаженное воспоминание о довоенной географической карте, висевшей в их убежище. Столица Туркменистана казалась им самым далеким, экзотическим и "чистым" местом из возможных: мифическим раем. Звать его так – была горькая ирония и слабая надежда. Он сам не помнит настоящего имени. В Технат он приполз, ведомый мощным "гудением" "Стального Сердца", надеясь найти место, где его дар и его друг не будут означать немедленной смерти.

• "Жужжалка": Не найден, а спасен. Года три назад, Ашхабад услышал новый "голос" – слабый, чирикающий, полный паники. Он откопал груду мусора и нашел ремонтного дрона "Гном-82". Крошечный, с разбитым сенсором, сгоревшей батареей и сломанной манипуляторной лапкой. Дрон был на грани "смерти" – полного разряда. Ашхабад, движимый странным сочувствием к такому же "сломанному" существу, подключил его к своему самодельному блоку питания (который он собрал из хлама и который питал его собственную биоэлектронику через импровизированные нейроинтерфейсы на запястьях). И случилось чудо/ужас: произошел обратный пси-резонанс. Ашхабад не просто починил дрон. Он "оживил" его на каком-то базовом уровне, установив уникальную нейросвязь. Дрон стал воспринимать его как центр управления, источник энергии и... друга. Ашхабад назвал его "Жужжалка" за характерный звук мотора. С тех пор они неразлучны. "Жужжалка" – его глаза в радиоэфире (который он сам не понимает), его сканер, его инструмент для поиска тайников (чуя металл и пустоты), его единственное "нечеловеческое" общение, которое не вызывает страха или отвращения у других. Для Ашхабада "Жужжалка" – не вещь. Это часть его "стаи", его мутировавшей семьи, его щит от абсолютного одиночества в мире, видящем в нем только чудовище.

Пять лет Ржавой Пустоши:

• Выживание: Это не героическое сопротивление. Это грызня за падаль. Консервы, мутировавшие крысы, ядовитые коренья. Вода – ценнее золота. Патрон – ценнее жизни.
• Фракции: Зародыши власти окрепли. Орден Железного Ядра захватил Технат и другие уцелевшие бункеры, провозгласив себя наследниками технологий. Бастион Чистоты и Дети Огня превратили ненависть к машинам в религию. Синдикат Теней наладил торговлю смертью и информацией. Пантеон Кремния ушел в тень, плетя сети. Племена Пустоши (Солнцегрызущие, Глаза Пустоты, Жнецы Тишины) выковали новую дикость из страха и мутаций. Хор Бездны принял уродство как силу.
• Технат: Не город. Завод-крепость. Последний оплот сложной техники. Место, где пар заменяет электричество, а "Стальное Сердце" (термояд) – божество и источник жизни. Жесткая иерархия: инженеры-жрецы Ордена наверху, рабочий скот внизу. Максим – изгой среди изгоев, но нужный (чинит то, что другим не под силу). Лира – еретичка, за которой охотится "Железный Пророк" Арктурус Вальтер.

Надежда? Ее нет. Есть упрямство. Инстинкт жизни. Желание найти тихий уголок. Или кусок прошлого, который сделает завтра чуть менее адским. Или просто причину не сдаться сегодня.

Начало:

Наша история начинается не с триумфа, а с трещины.

В Технате участились набеги мутантов и рейды "Детей Огня". Орден требует больше ресурсов, больше контроля. "Стальное Сердце" капризничает – нужны редкие детали из смертельно опасных зон. Арктурус Вальтер вещает о "Новой Технократии", но его глаза горят манией величия и страхом перед будущим.

Максим копается в мертвом приемнике, слушая шепот прошлого, пока его не находит Тощий Ленни: - "Жужжалка Ашхабада пропала!"

Лира крадется в Запретный Архив, игнорируя предупреждения "Эхо" о патруле Ордена. Она должна найти хоть что-то, что оправдает эту жизнь!

Стерн приходит в Технат как тень, ведомый смутным воспоминанием – здесь могут знать о "Проекте Паладин". Его встречают стволами.

Катя прячется на окраине Техната, пытаясь "уговорить" мутировавшую картошку дать больше клубней, когда слышит крики – налет "Хора Бездны".

Они не ищут приключений.

Они выбрасываются из гнезда. Технат стал тесен для их боли, талантов и страхов. Пустошь зовет – не песней, а воем голода и скрежетом металла. Они выйдут за ворота не героями, а искорками: скептичной, упрямой, молчаливо

й и испуганной.

Но иногда, чтобы разжечь огонь, достаточно и искры. Особенно в кромешной, ржавой тьме.